– Мы знаем, какого курса держаться, и этого достаточно, – отвечал Шандон. – Теперь в течение месяца, думаю, мы можем обойтись без сверхъестественного вмешательства неизвестного и его инструкций. Впрочем, вы знаете мое мнение на этот счет.

– Да-да… – согласно кивнул доктор. – Я думал, что этот человек оставит вас командовать кораблем и никогда не поднимется на борт, но…

– Но что? – переспросил Шандон с некоторой досадой.

– Но с приходом второго письма я пересмотрел свое мнение.

– Отчего же, доктор?

– Судите сами: это письмо пусть и указывает на маршрут, но все же не говорит о месте назначения. Однако мы же должны знать, куда идем. Как, я вас спрашиваю, третье письмо достигнет нас, если мы в море?! На землях Гренландии почта, полагаю, если и работает, то весьма скверно. Видите ли, Шандон, я думаю, что этот парень ждет нас в каком-нибудь датском поселении, в Хольстейнборге или Упернавике. Возможно, он заранее отправился туда, чтобы запастись тюленьими шкурами, закупить сани и собак, одним словом, чтобы заготовить все необходимое для путешествия в арктических водах. Я не буду сильно удивлен, если увижу, как однажды утром он выходит из своей каюты и командует судном, будто ничего не случилось.

– Возможно, – ответил Шандон сухо. – Ветер свежеет, думаю, неразумно рисковать брамселями в такую погоду.

Шандон покинул доктора и отдал приказ свернуть верхние паруса.

– Стоит на своем, – сказал доктор боцману.

– Да, – согласился тот. – И это очень плохо, потому что вы, доктор, можете оказаться правы.

В субботу ближе к вечеру «Вперед» обогнул мыс Малл-оф-Галловей, чей маяк был замечен на северо-востоке, ночью оставил за бортом мысы Кинтайр и Фер на восточном побережье Ирландии. Около трех часов утра бриг миновал остров Ратлин, оставив его по правому борту, и через Северный пролив вышел в океан.

Наступило воскресенье, восьмое апреля. Англичане, и особенно моряки, весьма чтут воскресные дни: часть утра заняло чтение Библии, которое доктор с удовольствием взял на себя.

Затем ветер перешел в ураган, который грозил отбросить бриг обратно к берегам Ирландии, качка была очень сильна, а волны высоки. Если доктор не заболел морской болезнью, то только потому, что совершенно не желал этого. В полдень на юге исчез мыс Малин – это была последняя европейская земля, которую видели смелые моряки. Некоторым из них больше никогда не увидеть ее – и сейчас отважные мореплаватели не отрываясь смотрели на удаляющиеся берега.

В полдень же определили местоположение брига: 55°57? северной широты и 7°40? долготы.

Буря утихла примерно в девять часов вечера. «Вперед», надежный парусник, держал курс на северо-запад. По этому непростому дню можно было судить о его мореходных качествах. Ливерпульские знатоки не ошибались: бриг оказался превосходным парусным судном.

В течение следующих дней «Вперед» продвигался на северо-запад. Ветер сменился южным, и на море была зыбь. Бриг шел на всех парусах. Буревестники парили над ютом. Доктор ловко убил одного из них, и тот, к счастью, упал на борт.

Симпсон, гарпунер, поднял его и передал Клоубонни.

– Плохая дичь, доктор.

– Наоборот, она станет отличным блюдом, мой друг!

– Что?! Вы будете это есть?

– И вы, мой дорогой, – кивнул доктор, смеясь.

– Брр! – ответил Симпсон. – Она жирная и горчит, как все морские птицы.

– Ну что ж… – ответил доктор. – Я знаю способ, как приготовить эту дичь. И если вы признаете в готовом блюде вкус морской птицы, я соглашусь никогда в жизни не поднимать ружья ни на одну из них.

– Вы умеете готовить, доктор? – спросил Джонсон.

– А как же! Ученый должен знать немного обо всем.

– Что ж, Симпсон, будем готовить себя к испытанию… – заметил боцман. – Доктор умный человек, и он сможет убедить каждого, что перед нами не буревестник, а куропатка.

Доктор оправдал ожидания боцмана: он умело снял подкожный жир, который находится в основном на бедрышках, а вместе с ним исчезли прогорклость и неприятный запах рыбы. Приготовленный таким образом буревестник был признан превосходным блюдом. С этим согласились все, в том числе и Симпсон.

Во время последнего шторма Ричард Шандон оценил великолепные качества подобранного им экипажа. Он проанализировал поведение каждого из своих людей, как и любой командир, который хочет в будущем противостоять любой опасности. Теперь он знал, на что рассчитывать.

Джеймс Уолл был полностью предан первому помощнику, был хорошим исполнителем, но ему не хватало инициативы. Однако он был на своем месте.

Джонсон, ветеран арктического океана, имел опыт борьбы с морем и не испытывал недостатка в хладнокровии и смелости.

Симпсон, гарпунер, и Белл, плотник, были надежными людьми, исполненными чувством долга и дисциплины. Ледовой лоцман Фокер, опытный моряк, прошедший выучку Джонсона, мог помочь в трудную минуту.

Из матросов, как казалось, лучшими были Гарри и Болтон. Болтон, парень веселый и разговорчивый, любил пошутить, Гарри был чуть постарше – примерно тридцати пяти, с энергичным лицом, но немного бледен и временами замкнут.

Трое матросов, Клифтон, Гриппер и Пэн, казались менее энергичными, а при случае от них можно было бы ожидать и ропота. Гриппер хотел в последний момент уйти с брига, и лишь чувство стыда удержало его на борту. Если дела шли хорошо, если вокруг не было опасностей, а работа предстояла не слишком изнурительная, то на этих людей можно было рассчитывать. Однако им необходима была сытная пища, и к тому же, с трудом удавалась роль трезвенников. За едой они сожалели об отсутствии рома или джина, но с удовольствием восполняли отсутствие спиртного кофе и чаем, на которые никаких ограничений наложено не было.

Два механика, Брайтон и Пловер, и кочегар Уоррен, пока что сидели сложа руки.

Но Ричард Шандон знал, чего ожидать от каждого из них.

14 апреля «Вперед» вышел в Гольфстрим, который направляется вдоль восточных берегов Америки, доходит до Ньюфаундленда, затем отклоняется на северо-восток и огибает берега Норвегии. Бриг находился на 51°37? северной широты и 22°58? восточной долготы, в двухстах милях от берегов Гренландии. Похолодало: термометр упал до тридцати двух градусов [1] , то есть до точки замерзания.

Доктор, не собираясь сдаваться и переходить на зимнюю одежду, ходил, как все матросы и офицеры. Было забавно наблюдать за ним, когда он, надев высокие сапоги, в которые, казалось, помещался полностью, огромную промасленную шляпу, брюки и куртку из того же материала, появлялся на палубе. Во время сильного дождя и высокого волнения Клоубонни немного походил на одинокого тюленя, и это сходство отчего-то чрезвычайно льстило его самолюбию.

В течение двух дней на море царила буря, сильный северо-западный ветер мешал быстрому продвижению брига. С 14 по 16 апреля зыбь, пусть немного и уменьшилась, однако оставалась достаточно высокой. Но уже в понедельник прошел сильный ливень, и море успокоилось почти сразу. Шандон обратил на это внимание доктора.

– Ну, – сказал тот, – это подтверждает любопытные замечания китобоя Скорсби, члена Королевского общества Эдинбурга, членом-корреспондентом которого я также имею честь быть. Как вы видите, что во время дождя волнение стихает почти полностью, даже при сильном ветре. При сухой же погоде море будет волноваться куда сильнее даже при ветре заметно более слабом.

– Но как это объясняется, доктор?

– Очень просто: никак не объясняется.

В это время ледовой лоцман, который нес вахту на брам-салинге, подал сигнал о плывущем милях в пятнадцати справа под ветром айсберге.

– Айсберг под этими широтами?! – воскликнул Клоубонни.

Шандон перевел подзорную трубу в указанном направлении и подтвердил слова лоцмана.

– Удивительное явление! – заметил доктор.

– Это вас удивляет? – смеясь, переспросил Шандон. – Неужели мы оказались достаточно удачливы, чтобы наконец вас чем-то удивить?